Источники роста национальной экономики Узбекистана: оценка текущего потенциала и возможности их диверсификации

Как свидетельствуют итоги 2009 г. (глобальный финансовый кризис) и 2020 г. (глобальный пандемический кризис), экономика Узбекистана устойчива к мировым кризисам. Если в 2009 году сохранились высокие темпы прироста ВВП, то в 2020 году они хотя и сократились до 1,6%, но рост экономики удалось сохранить даже в условиях жестких карантинных ограничений 2020 года.

В последние 5 лет (2016-2020 гг.) наиболее высокими темпами развивалась сфера услуг. За этот период объем оказываемых услуг возрос в 1,67 раза. Высокими темпами развивалась и промышленность (1,4 раза), а рост сельского хозяйства был более умеренным (1,15 раза), что отражало ухудшение условий сельхозпроизводства (учащающаяся повторяемость засушливых лет, ухудшение качества земельных угодий, опережающий рост цен на удобрения, ГСМ и увеличение процентных ставок по банковским кредитам).

Аналогичные выводы вытекают из анализа и других традиционных макроэкономических индикаторов – экспорта, инвестиций, госрасходов, потребления домохозяйств.

Если же использовать индикаторы, отражающие качество экономического роста (его вклад в расширение устойчивой занятости и ограничение неравенства в доходах, доходы на душу населения в долларах, капиталоемкость экономического роста и т.д.), то ситуация складывается иная. Среднегодовые темпы прироста занятости существенно отстают от среднегодовых темпов прироста экономически активного населения, и еще сильнее – от темпов прироста ВВП. Так, если в среднем за период с 2015 г. по 2019 г. темпы прироста ВВП составили 5,8%, а экономически активного населения – 1,9%[1], то занятых (прироста рабочих мест) – только 1,0%. Если темпы прироста новых устойчивых рабочих мест в этой конструкции <6: 2: 1> не будут повышены минимум до 3% (переход к конструкции <6: 2: 3>, то трудно будет рассчитывать на решение проблем масштабной трудовой миграции, теневой занятости, бедности, которые уже долгие годы являются одним из основных барьеров в обеспечении устойчивости развития.

Так, долгие годы сохраняется и высокий уровень оттока трудоспособного населения^[2] в виде трудовой миграции в Россию, Казахстан и страны дальнего зарубежья, что свидетельствует о неустойчивости и коротком жизненном цикле создаваемых мест, их низком качестве.

Значительная часть трудоспособного населения не может найти свое применение в легальной экономике, что отражается в значительных масштабах теневой занятости. По оценкам Всемирного банка ее доля по экономике в целом превышает 50%^[3], а в сельском хозяйстве достигает 80%.

Прямые расчеты эластичности занятости по росту показывают, что значения этого показателя для Узбекистана не превышали в последние 10-15 лет величины 0,20 в то время, как в отдельных развивающихся странах мира соответствующие оценки заметно выше (Марокко 0,4-0,6; Боливия 0,55-0,62; Коста Рика 0,51-0,55[4] и т.д.).

Высокие по отношению к росту экономики и населению темпы обесценения национальной валюты негативно сказались на позиции республики в международных рейтингах по критерию уровня развития. Если еще в 2015-2016 гг. валовой национальный доход на душу населения превышал 2 тыс. долларов, то в 2019 году он упал до 1800 долл., и сократился еще более в 2020 году (1700 долл. по предварительной оценке). Соответственно, увеличился разрыв Узбекистана с нижней границей верхней категории среднеразвитых стран мира UM (около 4 тыс. долл., рис.1). Такая ситуация ставит под угрозу достижение часто декларируемой цели о необходимости к 2030 году вхождения Узбекистана в эту категорию среднеразвитых стран мира в условиях высоких темпов роста населения и усиления рисков и барьеров развития (климатических, пандемических, конъюнктурных и т.д.), учитывая также, что к 2030 году этот порог может быть повышен до 5 тыс. долл.

Рис.1. Динамика валового национального дохода на душу населения по Узбекистану (Узб) в сопоставлении со средними оценками нижней группы среднеразвитых стран мира (LM aver) и нижней границей верхней группы среднеразвитых стран мира (Гран UM)

Источник: Всемирный банк (https://datahelpdesk.worldbank.org/knowledgebase/articles/906519)

Устойчивый экономический рост возникает в условиях поддержания потенциала сформированных источников роста или их поэтапного замещения на новые по мере истощения потенциала существующих источников.

В практике макроэкономической диагностики[5] принято оценивать потенциал сложившихся источников роста исходя из различных теоретических представлений о механизмах и источниках долгосрочного развития. Ниже анализируются потенциал сложившихся в последние два десятилетия источников и факторов роста, классифицированных по различным качественным критериям (измерениям).

а. Отраслевое измерение (источники роста со стороны предложения). До 2017 года основной вклад прирост ВВП обеспечивал сектор услуг. Его доля в приросте ВВП повысилась с 36% в 2000-2007 годы (в среднегодовом исчислении, см. рис.2), до 42%, что отражало, в том числе и быстрый рост числа субъектов малого бизнеса и частного предпринимательства.

В последние 4 года основными драйверами экономического роста стали строительство и промышленность. Если в предыдущие годы вклад промышленности сокращался (14% до 12%), то в 2017-2020 годы он возрос до 17%, что может быть связано с реализацией ряда крупных инвестиционных проектов, запущенных в предшествующие годы.

Наибольшее увеличение вклада в экономическое развитие продемонстрировала строительная отрасль – с 10% до 25%, т.е. вклад отрасли возрос в 2,5 раза, что отражает процесс бурного жилищного, коммерческого строительства и создания инфраструктурных объектов, развернувшегося в республике в последние годы.

Рис.2. Вклады отраслей экономики в прирост ВВП (прирост ВВП со стороны предложения=100%, с использованием цен 2010 г.)

Источник: расчеты на основе данных национальной статистики

б. Измерение по критерию «совокупный спрос». Узость внутреннего потребительского рынка диктует необходимость расширения экспортного потенциала для получения эффекта от масштаба и поддержания высоких темпов роста экономики. Однако динамика темпов роста экспорта в последнее десятилетие носили крайне неустойчивый характер (см. рис.3), что отражало низкую степень диверсификации национальной экономики, ее сырьевую направленность, высокую степень зависимости от конъюнктуры внешнего рынка.

Рис.3. Периоды доминирования факторов внутреннего и внешнего спроса (без учета инвестиционного спроса)

Источник: данные ГКС

В условиях высокой волатильности динамики экспорта в первые 16 лет отчетного периода высокие темпы прироста ВВП (от 6% до 8%) во многом поддерживались высокими темпами роста потребления домохозяйств (с ежегодным приростом от 10% до 14%). Этому в условиях значительного числа неустойчивых и малодоходных рабочих мест способствовал рост переводов трудовых мигрантов (с 1,5 млрд. долл. в 2010 г. до 5,8 млрд. долл.) и сохранение их высокого уровня до 2017 года (от 2,5 до 4,9 млрд. долл.).

В 2018-2019 гг. основную роль в поддержании роста играл экспорт, величина которого возросла с 12,6 млрд. долл. в 2017 г. до 17,5 млрд. долл. в 2019 г. Однако в структуре экспорта продолжало доминировать золото и другие цветные металлы (более 60%)[6], а также продукция с низкой степенью переработки, что создает значительные риски для устойчивости будущего развития.

в. Измерение по критерию «объемы – эффективность использования ресурсов». Экономический рост может поддерживаться либо за счет роста вовлекаемых в хозяйственный оборот ресурсов (труд, производственный и природный капитал), либо преимущественно за счет повышения эффективности их использования. Основным индикатором ресурсной эффективности на макроуровне является показатель общей факторной продуктивности TFP. Он рассчитывается эконометрически[7] исходя из статистики динамики ВВП, основного капитала (инвестиций) и труда. Его оценки показывают вклад эффективности всех факторов производства в прирост ВВП в процентных пунктах.

Анализ динамики этого индикатора за 2000-2020 годы (рис.4) свидетельствует о его неустойчивости, особенно на этапах кризисного развития. Полученные результаты позволяют выделить два периода в динамике факторной продуктивности: 2000-2006 годы (период А) и 2011-2016 годы (период С), когда факторная продуктивность повышала темпы прироста ВВП (до 4 п.п.), и два периода (B и D, 2007-2010 гг. и 2017-2020 гг.), когда вклад TFP в экономический рост был отрицательным (от -6 п.п. до -10 п.п.).

Рис.4. Динамика общей факторной продуктивности за 2000-2020 годы

Источник: расчеты автора на основе статистики ГКС

Основная причина отрицательной динамики TFP в отдельные промежутки отчетного периода – всплеск инвестиционной активности без отражения этой активности в пропорциональном росте экономки. Так, если в первые 7 лет отчетного периода (2000-2006 гг., период А) средние темпы прироста экономики в 5,4% поддерживались умеренным ростом инвестиционной активности (5,1% в среднегодовом исчислении), то в последующие три года (2007-2010 гг., период B) темпы прироста инвестиций взлетели до 22,2% (в четыре раза) как результат принятия государством антикризисных мер. При этом, среднегодовые темпы прироста ВВП увеличились всего в полтора раза – до 8,5%, снизившись в последующие 6 лет (2011-2016 г.) до 7,2%.

Аналогичная ситуация возникла и в последние 4 года отчетного периода (2017-2020 гг. период D), когда среднегодовые темпы прироста инвестиций вновь возросли с 8,0% до 19,8%, а рост экономики замедлился с 7,2% до 4,3%.

В содержательном отношении причиной слабой реакции экономики на рост инвестиционной активности может быть то, что для каждой стадии экономического развития любой страны существует определенная граница для роста инвестиций, определяемая уровнем развития госинститутов, человеческого капитала, инфраструктуры, активами и другими возможностями финансового сектора, крупных предприятий, доходами населения. Ее превышение (по величине инвестиций в % к ВВП или по темпам их прироста) приводит к тому, что экономика не в состоянии эффективно использовать дополнительные инвестиционные ресурсы, что выражается в неадекватном росту ресурсных возможностей ускорении роста экономики (или даже в замедлении ее роста, что случилось в последние 4 года), а также в возрастающих рисках для макроэкономической стабильности.

Так, если в 2011-2016 гг. доля инвестиций находились на уровне многолетних значений – 21-24% к ВВП, что может служить ориентиром для предельной (граничной) оценки роста инвестиционных вложений без потери эффективности их использования для настоящего этапа развития национальной экономики, а внешний долг рос незначительно (7,5% — 14,6% к ВВП), то инвестиционный бум 2017-2020 гг. резко изменил ситуацию. Величина инвестиций (в % к ВВП) существенно превысила многолетние средние и составила 35,5% (рис.5 левая часть). Среднегодовые темпы прироста ВВП снизились до 4,3% против примерно около 7% в предшествующий период. Совокупный внешний долг в условиях неразвитости финансового сектора и низкого уровня монетизации национальной экономики стал быстро расти и достиг по предварительным оценкам на 2020 г. 58,6% ВВП (рис.5), прежде всего, как следствие роста внешних заимствований на нужды строительства и других капиталоёмких отраслей.

Такая же ситуация характерна для внешней торговли. Превышение пороговой оценки по уровню инвестиций, а также масштабная недостаточно продуманная либерализация внешней торговли изменило соотношение между экспортом и импортом. Если в 2011-2016 гг. внешнеторговый баланс был активным (средняя оценка +1,6% ВВП), то в последние 4 года он стал дефицитным и возрос до минус 10-12% ВВП в 2018-2020 гг. (рис.5 правая часть). Все это, в конечном итоге, негативно отразилось на эффективности использования инвестиционных ресурсов, а следовательно, и на общей факторной продуктивности TFP.

Если проанализировать эффективность использования важнейшего для долгосрочного роста фактора инвестиций, то можно сделать следующие выводы. Экономический рост, сложившейся в последние годы, характеризируется высоким уровнем капиталоемкости, или низким уровнем капиталоотдачи.

Рис. 5. Динамика индикаторов инвестиционной и внешнеэкономической активности в 2010-2020 годы.

Источник: данные ГКС РУз

Величина показателя капиталоотдачи определяется отношением ВВП текущего года к инвестициям текущего и двух предшествующих лет (с весовыми коэффициентами 0,7 / 0,2 / 0,1) в неизменных ценах базового периода и выражается в сумах ВВП на один сум инвестиций. В таблице 1 показан расчет этого индикатора за 2005-2020 гг.

Табл.1. Индикаторы капиталоотдачи за 2005-2020 гг.

Источник: расчеты на основе данных национальной статистики.

Как видно из приведенных расчетов, в отличие от TFP индикатор капиталоотдачи менее волатилен, а, следовательно, легче поддается прогнозированию. Вместе с тем, полученная динамика подтверждает сделанный ранее вывод относительно снижения уровня ресурсной эффективности применительно к фактору инвестиций. Если с середины 2000-х годов на один сум инвестиций (в текущем и в два предшествующим текущему периоду годам с весами 0,7, 0,2 и 0,1 соответственно) приходилось свыше 7 сум ВВП (в неизменных ценах 2010 г.), то уже к 2010 г. капиталоотдача упала до 4 сум. Быстрый рост инвестиций в последние три года еще более сократил отдачу инвестиционных ресурсов – до 3,4 сум в 2018 г. и до 2,5 сум в соответствии с ожидаемыми оценками на 2020 год, т.е. в отдача инвестиционных ресурсов упала с начала 2000-х года в три раза.

Как показывают расчеты, сохранение сложившейся негативной тенденции по капиталоотдаче ухудшат перспективы роста ВВП уже в среднесрочном периоде. Темпы прироста ВВП в рамках инерционного сценария сохранения сложившейся экономической модели сократятся с нынешних 5% до 4% к 2025 г. и 2-3% к 2030 году даже без учета фактора ограниченности водно-энергетических ресурсов, а только в силу неблагоприятной тенденции роста капиталоемкости ВВП.

г. Измерение по критерию «крупные предприятия – малый бизнес». Экономический рост в последние годы более чем на 70% обеспечивался за счет роста малого бизнеса, и менее чем на 30% – за счет роста выпуска крупных предприятий базовых отраслей промышленности и сферы услуг (прежде всего транспорта). Однако свыше 50% всех инвестиций поглощалось в последние годы добывающим сектором и транспортом, где преобладают крупные предприятия и компании, что создает риски сокращения вклада малого бизнеса в экономический рост и замедления развития экономики в целом.

Усложнение финансового положения крупных предприятий усиливает переток занятых в сферу торговли, традиционных видов услуг, теневой экономики, что сужает налогооблагаемую базу и усиливает риски невыполнения государством своих социальных обязательств.

д. Измерение в разрезе активов нации. В соответствии с подходом Всемирного банка степень устойчивости развития зависит от потенциала, скорости исчерпания и пополнения активов нации[8] . В качестве активов рассматриваются производственный (физический), природный, и неосязаемый (социальный, человеческий, институциональный) капитал. Количественной оценкой потенциала устойчивого развития здесь является индикатор чистых (скорректированных) сбережений (накоплений), концепция которого разработана экспертами Всемирного Банка[9] . Если к моменту исчерпания природного актива не будет создан механизм его трансформации в другие активы – производственный и неосязаемый (преимущественно человеческий и институциональный) – наступит момент, когда темпы экономического роста резко падают.

Среди развивающихся стран мира, по данным Всемирного банка, средние оценки этого индикатора в последние годы имели положительные значения для таких государств, как Китай, Малайзия, Индонезия, Корея и ряда других, а отрицательные – для Армении, Киргизии, Таджикистана, Узбекистана.

Основные отличия относятся к структуре активов нации, где преобладает природный капитал (более 50% – обобщенная оценка по таким государствам мира, как Нигерия, Конго, Венесуэла и т.д.), что отражает сырьевую направленность структуры экономики этих стран.

Для Узбекистана в последние 15-20 лет сложилась неблагоприятная тенденция в повышении уровня исчерпания природных ресурсов, составляющих от 30-35% ВНД и выше (против 5-10% в устойчиво развивающихся странах мира). Рынки сырьевых товаров являются сильно волатильными, что создает существенные риски при снижении уровня мировых цен и приводит к снижению устойчивости темпов экономического роста и уязвимости к внешним шокам.

Резюмируя результаты анализа потенциала сложившихся источников роста, следует сделать вывод о высокой степени их исчерпания, необходимости поиска и активизации новых источников и факторов развития. Традиционные факторы роста такие, как масштабная модернизация реального сектора экономики (с акцентом на добывающую промышленность и первичную переработку сырьевых ресурсов), масштабные инвестиции в расширение добычи полезных ископаемых, ускоренное развитие малого бизнеса и сферы услуг, переводы трудовых мигрантов близки к исчерпанию. Так, доля занятых в малом бизнесе достигла ¾ от всех занятых и близка к своему пределу (с учетом занятых на крупных предприятиях, в бюджетном и других секторах экономики).

Начиная с 2017 года наметилась тенденция к сокращению среднего размера переводов трудовых мигрантов из России, что связано с ухудшением общей экономической ситуации в стране, санкционным давлением, девальвацией рубля, короновирусными ограничениями и последствиями глобального пандемического кризиса 2020 года.

Происходит удорожание добычи полезных ископаемых, ухудшение финансового положения крупных предприятий республики, что ставит существенный барьер на пути увеличения экспорта золота и других цветных металлов. Снижается качество земельных угодий, повышается степень износа существующей ирригационной системы, нарастает дефицит энергии и водных ресурсов, сокращаются экспортные поступления, повышается капиталоемкость развития

Негативное воздействие на динамику экспорта в ближайшие десятилетия будут оказывать такие факторы, как непредсказуемые и неблагоприятные глобальные тренды на сырьевых и энергетических рынках, усиливающаяся волатильность мировых цен на сырьевые ресурсы, усложнение и удорожание условий добычи полезных ископаемых, введение развитыми странами мира пограничного налога на углеродоемкость экспортных товаров и энергоносителей из развивающихся стран мира, включая Узбекистан.

Поиск и активизация новых источников развития возможны лишь в рамках перехода к новой экономической модели, которую нужно выработать совместными усилиями всех заинтересованных сторон. Она должна быть ориентирована преимущественно на внутренние источники развития, ресурсосбережение, увеличение вклада экономического роста в решение социальных проблем, включая борьбу с бедностью и теневой экономикой, снижение нагрузки на природный капитал, пересмотр критериев успешности реформирования экономики. Её ключевыми элементами являются:

• Новая индустриализация, диверсификация экономики и расширение устойчивой занятости в индустриальных отраслях экономики, повышение уровня индустриализации малого бизнеса, переход на новые ресурсосберегающие низкоуглеродные технологии;
• Реформирование системы управления экономикой с акцентом на ограничение избыточного государственного вмешательства в текущие хозяйственные процессы, реализацию принципов индикативного стратегического планирования, частно-государственное партнёрство, устранение параллельных контуров принятия управленческих решений, развитие общественных институтов, повышение эффективности госинвестиций и госзакупок, ограничение коррупции и персональную ответственность руководства органов госуправления за достижение конкретных целевых ориентиров;
• Изменение приоритетов экономической политики в направлении ресурсосбережения, повышение вклада экономического роста в решение социальных проблем, ускоренное развитие отраслей зеленой экономики, расширение устойчивой занятости;
• Развитие существующих и создание новых инструментов регулирования, направленных на реализацию этих приоритетов. Среди них – развитие биржевой торговли и другой рыночной инфраструктуры для формирования современных товарных рынков, усиления конкуренции как главного стимула к существенному снижению энерго-, материало- и углеродоемкости выпускаемой продукции, водоемкости и капиталоемкости экономического развития, ограничения уровня инфляции. Следует сформировать инструменты (механизмы) трансформации доходов от экспорта сырья в человеческий капитал и укрепление институтов, доходов трудовых мигрантов – в новые рабочие места.

На начальном этапе перехода к новой экономической модели следует определить задачи укрепления потенциала государственных институтов в части ограничения коррупции и теневой экономики, укрепления прав собственности, развития товарных рынков и формирования условий справедливой конкуренции, внедрения экологических, ресурсосберегающих стандартов и современных цифровых технологий, разработать соответствующую карту реформ, определить ответственных за ее реализацию.

Должна быть поставлена также задача и существенно повысить качество экономического роста путем усиления его вклада в расширение продуктивной устойчивой занятости и решение других социальных проблем. Для этого, по мере укрепления потенциала институтов, все большую часть ресурсов следует направлять на повышение качества менеджмента в крупных государственных компаниях и корпорациях как предпосылки снижения уровня неплатежей и роста энергоэффективности, создание условий для индустриализации и цифровизации малого бизнеса и перехода к новой промышленной политике, на проведение глубокой реформы системы образования, создание необходимой инфраструктуры, для повышения вклада малого и частного предпринимательства в экспортный потенциал страны.

В органах госуправления должна быть создана команда единомышленников, ориентированная на реализацию новой модели развития. Решения по реформированию экономики должны приниматься на основе широкого обсуждения с представителями бизнеса, экспертного сообщества, общественными организациями.

Сфера господдержки экономики должна быть существенно сокращена. Вместо поддержки отдельных привилегированных компаний, государству нужно оказывать всемерное содействие процессам инвестирования, созданию новых видов потребительской продукции, новых рабочих мест.

В сфере сельского хозяйства должны быть выполнены принятые в последнее время постановления о полном отказе от госзаказа на зерно и хлопок, предоставлении фермерам больших свобод и гарантий. Значительный потенциал роста устойчивой занятости на селе связан с переводом дополнительных площадей под выращивание более трудоемких сельхоз культур, например, фруктов и овощей, что позволит повысить продуктивность земель и обеспечит большие возможности для реализации этой сельхозпродукции на внутреннем и внешнем рынках. Кроме того, должна быть расширена практика выращивания вторичных посевов сельскохозяйственных растений на поле после уборки урожая основной культуры, дающие урожай в год посева, например, кормовых культур для скота и овощей.

Рост занятости сельских жителей может быть достигнут и путем внедрения новых зеленых технологий – капельного орошения, биогазовых установок для выработки электроэнергии и органических удобрений в рамках создания современных животноводческих ферм, интенсивных садов и виноградников, современных тепличных хозяйств.

Решение этих и рассмотренных выше задач позволит сделать первый шаг в направлении активизации новых источников роста, повысить на этой основе устойчивость развития и качество жизни населения.

[1] Согласно данным Госкомстата темпы прироста экономически активного населения в 2015-2019 гг. составляли соответственно 1,9%, 1,9%,1,3%, 2,9%, 1,5%, 1,9% при использовании среднегодовых оценок экономически активного населения. Оценки по приросту занятых (рабочих мест) в этом периоде составили 1,9%, 1,8%, 1,0%, -1,4%, 1,8%, 1,0%.

[2] По оценкам Всемирного Банка, ФМС России и других организаций численность трудовых мигрантов из Узбекистана составляла в последние годы от 2 до 3 млн. чел. или от 7% до 10% населения что в 2-3 раза выше среднемировых оценок. Среди молодых людей от 20 до 24-х лет каждый третий мужчина является трудовым мигрантом (см. Узбекистан: систематическая диагностика страны. Всемирный банк, 2015).

[3] Узбекистан. Систематическая диагностика страны. Всемирный банк 2015. Стр.10.

[4] Оценки, полученные на основе информационного ресурса Всемирного банка WDI.

[5] См. Например, INTERNATIONAL MONETARY FUND JVI / Institute for Capacity Development European and Middle Eastern Division Course on Macroeconomic Diagnostics. https://www.jvi.org/uploads/tx_abajvicoursemanager/Reading_List_17IM25_-_MDS.pdf

[6] Economic Monitor Uzbekistan. German Economic Team. Issue 4 | January 2021.

[7] Определяется как разность между темпами прироста ВВП с одной стороны и суммой темпов по труду и капиталу (инвестиций) взвешенных по коэффициентам a и (1- a), оцениваемого эконометрически.

[8] The Changing Wealth of Nations.Measuring Sustainable Development in the New Millennium.WorldBank, 2011.

[9] показатель чистых сбережений формируется путем вычета из обычного показателя сбережений (расчет в рамках традиционной системы национальных счетов) оценок истощения природного, производственного, трудового капитала и загрязнения окружающей среды. При этом расходы на образование повышают уровень чистых сбережений, т.к. они частично возмещают величину потребленного труда и увеличивают неосязаемый капитал.